Имеет свойство яда - Страница 30

К оглавлению

30

Долго ли спал — не разобрать. Проснулся будто от толчка. Вокруг — темень, только горят красным цифры на часах. Половина третьего ночи.

Стало немного нехорошо. Это называется "полежу совсем чуть-чуть".

Раздосадованный в первую очередь на себя, Олег глянул на Сокольского. В темноте особо не разобрать, но, судя по дыханию, спит. Следовательно, можно тихонько выбраться и уйти. Некрасиво? Еще вопрос. Но лучше сейчас, чем с утра. Затаив дыхание, он попытался аккуратно выбраться из-под обнимающей руки. С претензией так обнимающей, кстати. Очень ощутимо, будто уже приватизировал и подписал право собственности.

— И куда? — послышался спокойный вопрос, заданный чуть хрипловатым спросонья голосом.

Олег чертыхнулся про себя, замерев, как кролик перед удавом. Но все же ответил, попытавшись это сделать как можно более равнодушно:

— К себе.

Рука с плеча никуда не делась. Сокольский явно не собирался ее убирать.

— Зачем? У тебя в номере срочные дела прямо сейчас?

— Не хочу никого из нас компрометировать, — более язвительно, чем собирался, ответил Олег. И тут же прикусил язык. Уж вины Сокольского в произошедшем нет. Но к кровати не привязывал, то есть, к креслу. Сам же тянулся к нему, целовал и отдавался, всхлипывая и мечтая, чтобы не останавливался. Поэтому пришлось сказать более мягко: — Не переживайте, Владислав Алексеевич, не заблужусь. И пройду тихо, никого будить не стану.

Сокольский усмехнулся. Олег почувствовал, что снова забывает дышать. Хотя вроде бы опасаться нечего, и предложение вполне дельное. А еще так по-дурацки — снова по имени-отчеству. Рефлекс, однако. Или просто Корсар на него так влияет.

Сокольский привстал, бесцеремонно подмял охнувшего от неожиданности Олега под себя. Посмотрел в глаза, на этот раз темнота уже не мешала — привык.

— Значит, так. К себе ты непременно пойдешь. Обязательно пойдешь. Утром. После завтрака и разговора.

— Но… — попытался возразить Олег.

В поцелуй возражать оказалось крайне сложно. Да и выбраться из-под любовника тоже. Явно знал, как лечь так, чтобы и при определенном усилии не получилось уйти.

И сгреб так, что и не шевельнутся. Внутри было вспыхнуло возмущение, но тут же погасло. Одновременно захотелось рассмеяться и… остаться. Странное и совсем незнакомое чувство, от которого было немного не по себе.

Сокольский погладил его кончиками пальцев по щеке, мягко так, ласково. Глядя так удивительно по-доброму и тепло, что сердце забилось, как сумасшедшее.

— Спи, неугомонный мой, — шепнул с еле различимой улыбкой. — Спи.

Внутри разлилось приятное щекочущее тепло. Все слова пропали. И даже тогда, когда сам медленно и неуверенно обнял Сокольского за плечи и прижался покрепче.

Завтра. Все завтра.

Глава 8
Консалтинг бывает разный

Спалось на удивление сладко. Без сновидений, без тревожных звуков, без подсознательного желания поскорее открыть глаза. Олег шумно вдохнул и подсунул руку под подушку. Вставать совершенно не хотелось. Состояние мягкой полудремы кутало в свои объятия и не собиралось выпускать. И было так хорошо, что хотелось наплевать на все, снова провалиться в зовущую тьму и продрыхнуть еще пару часиков.

"Ты же жаворонок", — укоризненно заметил внутренний голос.

Плевать. Жаворонок, сова, голубь — птица божия, тьфу…

Кстати, почему мышцы так странно ноют?

Откуда-то донесся мужской голос. Говорили тихо, спокойно, деловито. Ага, с балкона.

Олег резко распахнул глаза. Осознание того, где он находится, окатило горячей волной. Стало резко не до сна и ноющих мышц. Твою ж налево. Как можно было так отключиться и позабыть, что находишься в номере Сокольского? И вчера…

Во рту резко пересохло. Да уж, хорош ты, Грабар. Пожалуй, стол и кабинет это не переплюнет, но… При воспоминания о минете бросило в жар. Олег приподнялся, мотнул головой. Так, быстро взять себя в руки. Не хватало еще тут перед Сокольским впасть в смущение и трепет.

Вздохнув, он поискал глазами одежду. Вон она, родемая, на стульчике висит. Хм, что в памяти совсем не отложилось, когда это ее так аккуратненько сложили. Это все коньяк, меньше пить надо. А еще бы хорошо дойти до ванны. Показываться в таком виде перед Сокольским — тот еще экстрим.

О том, в каком виде он предстал вчера, думать не хотелось. Уж, пожалуй, в таком, что нынешней ни капли не встревожит. Так, хватит валяться, сегодня еще куча лекций и… дьявол, куда вчера отшвырнули нижнее белье?

После душа стало лучше. Холодная вода прекрасно взбодрила и навела относительный порядок в мыслях. Только вот губы все немного припухли, перестарались вчера.

— Ну и кто ты после этого? — шепнул он, глядя на свое отражение.

Отражению, разумеется, было наплевать. В сказке о спящей красавице и семи богатырях на самом деле была спрятана сермяжная правда. В момент отражения конкретно тебя, зеркало считает самым лучшим — именно тебя. Оттого и нет на свете никого румяней и белей.

Олег резко открыл кран и снова плеснул на лицо холодной водой. Да уж, какая прелесть, когда на философию такую тянет. Еще разве что осталось добавить штрих, что глаза влюбленного в тебя человека должны отражать так же, как зеркало, — и вообще будет прекрасно.

В общем, тянуло на совершенно странные размышления, отчаянно далекие от вполне приземленных: как себя вести, когда он все же выйдет отсюда?

Ничего особо умного в голову не пришло. Поэтому, когда Олег оказался в комнате, то встретился лицом к лицу с Сокольским. Тот уже успел заказать завтрак. Сидел в кресле, пил сказочно ароматный кофе… и смотрел прямо на Олега. Свежий, в темно-сером костюме, уже при галстуке. На лице — ни следа от бурной ночи. Только глаза совсем чуть-чуть прищурил и видно, что сдерживает улыбку — изгиб губ выдает. И сидит же, сволочь, так элегантно, что залюбоваться впору.

30